Флора и фауна «Документы»

16 сентября завершилась одна из самых значимых и крупных выставок современного искусства documenta’13, которая раз в пять лет на 100 дней захватывает немецкий город Кассель. Ее формат – не столько собрание художественных объектов, сколько множество сценариев и событий (дискуссий, проектов, исследований, перформансов, встреч), предполагающих не просто активное всматривание, но соучастие и глубокую вовлеченность.

Сама выставка рассредоточена в городском пространстве и трансформирует облик города не только на время ее проведения, как любое крупное событие, но и после завершения. Площадки Документы (13) – это и традиционный Fridericianum, и ряд других музейных пространств (Documenta-Halle, Neue Galerie, музей естественной истории Ottoneum и Orangerie), а также городской парк Karlsaue и старый вокзал Hauptbahnhof. А в этом году Документа разрослась и достигла Кабула, Каира, Александрии и канадского леса.

Первая Документа служила ревитализации разрушенного бомбардировкой Касселя (города с богатой историей, следы которой были почти полностью уничтожены после Второй мировой войны, т.к. на территории города находился танковый завод) и пыталась поставить многие вопросы, связанные со свежими поствоенными травмами. В этом смысле искусство являлось инструментом  переосмысления роли Германии в войне, взаимоотношениях личности и репрессивных идеологических механизмов, способом преодоления исторической травмы. Модернистский дух первой Документы противопоставлялся культурной тьме фашизма.

Пространство первой Документы – это сырые стены разрушенных зданий с картинами Хуана Миро, воплощающие модернистскую силу искусства. Сегодня Документа явно меняет свои очертания, удваивая туристические потоки и прокладывая маркетинговые тропы через капиталистические ландшафты современной Европы.

Объем исследований, посвященных Второй мировой войне, который выполнили немецкие и другие европейские исследователи, уровень ее осмысления и врачевание памяти посредством искусства не сравнимы с тем состоянием, в котором уже давно застыла тема Второй мировой войны в Беларуси: современная государственная идеология зиждется на мифе о Великой Отечественной войне, и попытки переосмыслить историю военных движений, оккупации и сопротивления маргинализируются и заслоняются красно-зеленым полотном салютов и парадов. Идея Великой Отечественной войны даже через именование проецирует идею отличия, оторванности нашей войны от общей трагедии.

Для Документы (13) проблемы войны, памяти и сопротивления так же актуальны, как и раньше, она по-прежнему обращается к мировой, немецкой и городской истории. Многие из проектов касаются как старых колониальных и мировых войн, так и современных конфликтных ситуаций: с одной стороны, первая мировая война и деформированные тела, с другой – современная Сирия и видеоактивизм.

Документа всегда имела в себе модернистское ядро, соединяя социальную критику и альтернативные сценарии общественного и политического развития. И сегодня значительная часть экспозиции посвящена модернистскому искусству. Многое из того, что не было создано специально для Документы, как раз представляет из себя образцы незаслуженно забытого модернистского искусства, в большинстве случаев женского. Здесь и иллюстрированные дневники Шарлотты Саломон (Charlotte Salomon), убитой в Освенциме, антифашистские ковры норвежской художницы Ханны Риген (Hannah Ryggen) и объекты бразильского скульптора Марии Мартинс (Maria Martins). Кроме того, Документа работает с историей в различных масштабах, вплетая личные истории в ткань мировых событий; а также с историей науки, от первых экспериментов с электроникой до самых современных направлений в физике и современных технологий.

Fridericianum

Старый вокзал Hauptbahnhof

Neue Galerie

МОЗГ

Фридерицианум – мозг Документы, в котором сосредоточены наиболее важные нервные узлы всей выставки. Мозг Документы размещается в небольшой комнате и состоит из многих, на первый взгляд случайно подобранных артефактов, намечающих сценарии выставки. В этой статье мы уделяем наибольшее внимание трём из них: посттравматическому (работающему с памятью, уничтожением, исключением и исцелением), природно-стихийному (предполагающему не-антропоцентричность и понимание природы как активного агента искусства) и научному (включающему в работу искусства научный эксперимент).

Наиболее простым и завораживающим объектом здесь являются произведения классического искусства из бейрутского музея, расплавленные и сплавленные вместе в результате попавшей в музей бомбы. В каталоге к выставке можно было прочесть о проблематизации их в качестве объектов искусства после произошедшей трансформации. Но конечно же эти артефакты не просто не утрачивают ценность, их ценность реактуализируется, они перестают фиксировать давно ушедшее и застывшее время, становясь участниками истории Ливана современного. Замалчивание или уклонение от настоящего и трепетное отношение к прошлому, его консервация и мифологизация присущи многим обществам и государствам, как и, например, современной Беларуси. Смешанные, переплетённые, неузнаваемые фигуры знаменуют крах классического музея как хранилища ностальгии по величию прошлого, утверждая его в качестве нестабильного и подвижного пространства настоящего, актуального. Документа (13) стремится создавать наслоение мест и времен – как условие для действия в настоящем моменте.

Многие объекты Фридерицианума в первую очередь являются документами, о которых говорят как об искусстве (что также является и поводом для критики: Екатерина Деготь, например, критикует Документу за настойчивую «артификацию» [1] всего), либо находятся на пересечении искусства и архива. Например, кирпичи с прикрепленными антеннами времен вторжения советских войск в Чехословакию, символ сопротивления пропаганде, которые означали «мы лучше будем слушать кирпичи, чем ваше радио». Или картины афганского реставратора, который во время власти талибов зарисовывал пейзажами картины с изображением животных и людей и таким образом спас от уничтожения множество работ. А рядом – фотография Ли Миллер (Lee Miller), купающейся в ванне Гитлера на следующий день после его самоубийства, пока ее ботинки (в центре кадра) носили на себе пыль Дахау, посещенного днем раньше. Ли Миллер и Дэвид Шерман как военные фотографы вошли в Мюнхен с войсками союзников и несколько дней жили в квартире Гитлера, который теперь обретал плоть через принадлежащие ему вещи, переставая быть «монструозной машиной».

Ли Миллер (Lee Miller)

Мозг Документы (13)

ПОСТТРАВМАТИЧЕСКОЕ

Одна из самых сложных и насыщенных, по нашему мнению, работ – исследование французско-алжирского художника Кадера Аттиа (Kader Attia) о работе дискурса – (пост)колониального, антропологического и военного. Экспозиция представляет собой нагромождение объектов и значений: тесные стеллажи с французской колониальной литературой о примитивном африканском Другом и огромными бюстами покалеченных во время Первой мировой войны солдат (сделанными современными африканскими художниками по архивным снимкам), чьи лица напоминают ритуальные статуэтки, то самое африканское примитивное искусство; портреты раненных и изувеченных на фронте европейцев и их излечение рифмуется с починенными предметами из быта африканцев. Здесь демонстрируется то, что долго было исключено из антропологических коллекций как недостаточно «африканское»: вмешательство западной цивилизации в виде пуль, вмонтированных в бытовые предметы, вилки, рамки, распятия, серьги. Поразительно и различие в официальных репрезентациях войны и изображениях медицинского дискурса: ангелоподобные медсестры рядом с белоснежно-забинтованными телами и архивные снимки травмированных, почти нечеловеческих лиц и тел. Современный белорусский (как и в свое время советский, с массовой высылкой инвалидов войны на Валаам) дискурс о герое войны едва ли выберет своей иллюстрацией изувеченного солдата; его тело исключает травму.

Говорить и думать не столько о посттравматическом состоянии и аффекте, но о смерти, политической субъективности и современных медиа заставляет работа ливанского художника и театрального режиссера Раби Мруэ (Rabih Mroue) «Пиксилизированная революция». Концепция автора разворачивается на событиях протестов в Сирии и видео, снятых на мобильные телефоны и простые камеры, выложенные сирийцами в интернет. На видео низкого качества мы можем видеть, что снимающий человек попадает в зону видимости противника и в зону поражения его оружия. Направленная винтовка или дуло танка стреляет в человека, который не перестает снимать. Лицо стрелявшего всегда далеко, оно всегда размыто и разложено на пиксели. Идея «double shooting» (от англ. to shoot – стрелять, снимать видео или фото) лежит в основе чрезвычайно интересной лекции-перформанса, которую автор лично читал в первые недели Документы и которая сейчас записана на видео. В лекции автор поднимает проблемы, связанные с ролью изображения и условиями его производства во время сирийских протестов, намечая главной целью десакрализацию изображения, а также концептуально соединяя правила съемки социальной и художественной реальности (видеоактивизм и Догма 95).

В кафе в разных частях города расставлены музыкальные автоматы, сделанные художницей Сьюзан Хиллер (Susan Hiller). В автомате можно бесплатно заказывать песни, являющиеся частями многочисленных протестных дискурсов: от антимилитаристского шансона Бориса Виана к riot grrrl группе Bikini Kill, от гимна испанской анархической Национальной конфедерации труда к политизированному нью-йоркскому хип-хопу Public Enemy. А весь плейлист объединен в книгу, собравшую тексты всех песен, исторические комментарии и иллюстрации.

Еще одна работа, находящаяся на перекрестке историй (личной истории, истории войны и истории искусства), – дневник Шарлотты Саломон (Charlotte Salomon), еврейской художницы, убитой в Освенциме. Ее экспрессионистские рисунки, которые были для нее своего рода терапией, пропитаны травматичным переживанием прихода нацистов к власти. Место ее работ в истории искусств также напоминает о войне: еще во время своего художественного образования Шарлотта Саломон сталкивалась с исключением и препятствиями из-за начинавшегося преследования евреев, а после ее смерти ее работы долгое время оставались невидимыми.

Кадер Аттиа (Kader Attia)

Кадер Аттиа (Kader Attia)

Кадер Аттиа (Kader Attia)

Раби Мруэ (Rabih Mroue) «Пиксилизированная революция»

Раби Мруэ (Rabih Mroue) «Пиксилизированная революция»

Сьюзан Хиллер (Susan Hiller)

Шарлотта Саломон (Charlotte Salomon)

ПРИРОДНОЕ

Одна из главных идей куратора Документы (13) Каролин Кристов-Бакарджиев близка экологической утопии: понимание природы, стихии, климата как неотъемлемых элементов художественного пространства; критика верховенства человеческого разума, порабощающего природу. Многие из работ, которые говорят об экологии, представляют политические акции: инсталляция о борьбе за природный ландшафт в Латинской Америке или попытка включить атмосферу Земли в список всемирного наследия ЮНЕСКО (каждый посетитель мог подписать и отправить петицию).

Для работы Документы отдан также целый городской парк, осматривать который лучше на велосипеде. В чаще леса можно найти самые разные проекты и артефакты: от скульптуры тайского кинематографиста Апичатпонга Вирасетакула (Apichatpong Weerasethakul) до воркшопов по написанию критических текстов и выставок для собак.

В Мозге Документы представлены слайды экоантрополога и критического географа Горацио Лорэна Баросса (Horacio Larrain Barros), который изучает туманы в Чилийских пустынях. Обращаясь к устойчивости экосистем и нетрадиционным способам добычи пресной воды, исследователь документирует свою работу в фотографической форме.

Темы насилия и травмы с природно-экологическим сценарием соединяет та часть Документы, где выставлены рисунки немецкого священника Корбиниана Айгнера (Korbinian Aigner), заключенного в концентрационный лагерь в Дахау и разводившего там новые виды яблок и лечебных трав. До конца жизни он нарисовал около тысячи рисунков различных сортов яблок, которые и выставлены на Документе. В городском парке Каролин Кристов-Бакарджиев посадила в его честь яблоню. И снова в пространстве выставки оказывается не столько некоторое произведение (ведь Корбиниан Айгнер художником и не был), а личная история, деятельность, целая череда событий.

Важным проектом является работа венесуэльского художника Хавьера Теллеза (Javier Téllez), концептуально объединяющая миры искусства и природы. Пещера становится местом показа фильма, снятого вместе с пациентами психиатрического госпиталя Мехико и основанного на работе Антонена Арто «Завоевание Мексики» и мифологиях ацтеков.

Горацио Лорэн Баросс (Horacio Larrain Barros)

Корбиниан Айгнер (Korbinian Aigner)

Яблоня, посаженная Каролин Кристов-Бакарджиев в честь Корбиниана Айгнера

Хавьер Теллез (Javier Téllez)

Парк Karlsaue

Музей естественной истории Ottoneum

Музей естественной истории Ottoneum

НАУЧНОЕ

В Оранжерее разворачивается сценарий, связанный с наукой, технологией и электроникой. Её залы открываются для аналоговой электронной музыки, искусственного интеллекта, пишущего любовные письма, и снятого специально для поверхности планетария фильма.

Финский учёный, изобретатель, пионер электронной музыки Эркки Куррейнеми (Erkki Kurenniemi) архивировал свою повседневность при помощи видеокамеры, записи которой представлены в экспозиции вместе с изобретенными музыкальными инструментами, на которых можно играть, используя теорию магнитного поля.

В планетарии демонстрируется фильм Джеронимо Фосса (Jeronimo Voss) о связи французской буржуазной революции и космических процессов, основанный на теории Луи Огюста Бланки (революционера, написавшего во время одного из тюремных заключений философско-астрономический труд «К вечности через звезды»). Идеи Бланки о роли масс и организованного меньшинства в свершении революции переплетаются с размышлениями о хаосе и бесконечном числе возможностей, о движении как основе вселенной, иллюзии прогресса и вечном повторении. Эта работа во многом отражает характер Документы (13): при всей навязчивой стихийности, нелогоцентричности, метафоричности и ассоциативности, заложенной в ее концепции, многие работы здесь также рьяно политичны. Одна из идей Документы, заявленная в этом году, – критика идеи экономического роста, способности просчитать, управлять, понимать; вместо нее скорее поэтическое, стихийное начало, даже в науке.

Современные технологии и ловушки для восприятия возрождают историю в пространствах старого вокзала Hauptbahnhof. На перроне, с которого композитора Павела Хааса (Pavel Haas) отправляли в концлагерь Аушвиц, звучит музыка, написанная им перед смертью. Здесь же с помощью мобильного видеогида вы можете повторить маршрут, проделанный художниками Джанет Кардифф и Джорджем Берсом Миллером (Janet Cardiff, George Bures Miller). Мобильное видео пытается ухватить призраки и фантомы, глубоко въевшиеся в архитектуру вокзала, сыгравшего трагическую роль в истории Второй мировой войны. Реальное пространство вокруг вас и фикция, оживающая на экране вашего айфона, которая льется вам в уши голосом Джанет Кардифф, накладываются друг на друга, сливаются и вдруг расходятся. Погружаясь в фикцию, вы вдруг обнаруживаете несоответствия, рассогласованность, документальность оказывается иллюзией. Это похоже на игру: насколько глубоко вы можете погрузиться в изображение на экране или оставаться чутким к пространству, существующему в настоящем моменте?

Эркки Куррейнеми (Erkki Kurenniemi)

Джеронимо Фосс (Geronimo Voss)

Джанет Кардифф и  Джордж Берс Миллером (Janet Cardiff, George Bures Miller)

Fridericianum

Documenta-Halle

Orangerie

Пока туристы ставят рекорд посещаемости выставки (уже больше 860 тысяч посетителей), трудно сказать, какие именно из троп и сценариев, предложенных Документой (13), станут наиболее продуктивными для развития искусства. Очевидно, что Документа попыталась вырваться за рамки академического дискурса, делая акцент прежде всего на танце, эксперименте, стихии. За это в основном и критикуют кураторскую идею Кристов-Бакарджиев: за очевидную экзотизацию, артификацию и колониальный взгляд. Вместе с этим, критикуется также и страсть к коллекционированию. Екатерина Дёготь пишет об этом: «Вероятно, правы те, кто говорит, что нынешняя Документа демонстрирует буржуазное сознание, сознание коллекционера, и не обязательно прямого покупателя. Коммерческого налета в выставке нет, но это не снимает других проблем, потому что она сделана глазами коллекционера виртуального. В этом смысле Жорж Диди-Юберман, критикуя «Воображаемый музей» Мальро как имплицитно расистский, попал прямо в точку [2]».

Однако очевидно и то, что Документа распахала поле практик современного искусства еще на пять лет вперед, и только будущее покажет, какая флора и фауна найдет на нем место.

// по ссылке можно посмотреть интерактивные карты с 360-градусными фотографиями многих из объектов Документы (13).

// фото: Алексей Борисёнок и Ольга Сосновская ©

Примечания: